Курчатова Анна: Порой у меня «чешутся крылья»

Вы из Якутии? А правда, что это — сказочная страна со снегами и морозами...

Я родилась в Якутске. Снегу в тех краях мало, — климат континентальный. А вот морозы, действительно, сильные, воздух вымерзает, и все окутывает густой туман. Бывало, бежишь — и дорогу не видишь в пяти шагах из-за тумана. На морозе ресницы от дыхания так смерзаются, что надо осмелиться снять двойную варежку, чтобы растопить их.

Зато с природой, наверное, были близки?

Отец мой — якут, мама — русская, девичья фамилия — Устюжина. Сначала семья ее отца отправилась из Великого Устюга (потому и Устюжины!) в Иркутскую область осваивать Сибирь. А в 30-е годы прошлого века мой дед-казак приплыл на плоту с четырьмя детьми по Лене в Якутию. Здесь родилась моя мама, здесь родились и мы с сестрой.

Жили мы в обычной квартире 4-х этажного каменного дома, кстати, одного из первых многоэтажных домов в Якутске. Но природа, благодаря отцу, действительно, была частью моей жизни. Как все якуты, отец был охотником. Свою первую добычу принес домой в 9 лет, в 1943 году. Он тогда мальчишкой два раза подряд сходил на охоту и вернулся сначала с рыжей лисой, а потом с чернобуркой, не испортив шкуры, как и полагается меткому стрелку.

Одно из первых детских воспоминаний, как я сидела у отца на плечах, а шестилетняя сестра шагала рядом на своих маленьких лыжах — так мы отправлялись на прогулку в лес. На поляне пили чай и возвращались домой. Еще всей семьей катались и на коньках, собирали грибы-ягоды.

За черной смородиной ездили на мотоцикле «Урал» за сотню километров на пойму р.Лены. У нас с собой была припасена маленькая бочка для ягод, печка (дети-то еще были маленькие, а в августе уже довольно прохладно!), громоздкие спальные мешки и брезентовая палатка. Весь этот скарб отец ловко размещал на мотоцикле. Плюс вся семья. Мы с сестрой сидели в люльке и во всю ивановскую горланили песни. Сложно представить себе сейчас такую картину... Теперь люди стали меньше петь, да и улыбаться. Ну, и «семейные» мотоциклы с коляской исчезли с наших дорог.

Забегая вперед, спрошу: вы же со студентами ездите в экспедиции. Неужели не поете с ними песни по вечерам?

Многое изменилось. Студенты сидят, конечно, у костра, но большинство сейчас слушает через наушники свою музыку...

Школу окончили в Якутске?

Да. С золотой медалью. Когда сын был маленьким, он хвастался, что его маме за хорошую учебу в школе дали золотую пуговицу.

«Пуговица» помогла поступить в МГУ? Кстати, как вас родители отпустили такую даль?

В школе я занималась спортом, легкой атлетикой, и с командой довольно много ездила и летала в разные города на соревнования. Так что никакой проблемы отправить меня учиться в столицу для нашей семьи не было. Как медалистке, мне нужно было сдать один экзамен, но на пятерку. Сдала математику на четыре, в результате пришлось сдавать и остальные предметы, уже — на отлично. И поступила на географический факультет Московского государственного университета имени Ломоносова. Группа у нас была маленькая — шесть ребят и три девушки. Специализация — криолитология (наука о мерзлых породах) и гляциология (наука о ледниках).

Условия и климат родного края повлияли на выбор профессии? Холодная земля — холодная профессия...

Несомненно. Но сначала я хотела стать океанологом. Отец в свое время окончил военно-морское арктическое училище (мама шутила, что ее покорили роскошные клеши и широкая морская душа!), а после хрущевского сокращения армии — Новосибирский институт водного транспорта и работал инженером в Ленском бассейновом пароходстве. С Японского моря он привозил морские звезды, раковины и прочие диковины. В детстве я даже изучила сигнальную морскую азбуку флажками. А потом к своему сожалению узнала, что девочек в океанологи не берут, за редким исключением, только если за плечами есть учеба на океанологическом отделении в техникуме.

Якутский Институт мерзлотоведения буквально звенел в те годы, был на очень высоком уровне. Со мной в классе учились ребята из Москвы и Ленинграда, чьи родители работали, в том числе, и в этом институте. Словом, я решила связать свою судьбу с мерзлотоведением. Правда, при поступлении на географический факультет еще теплилась надежда «улизнуть» в океанологи. Но в зимние каникулы на первом курсе попала в составе студенческого научного отряда в Приэльбрусье, и все встало на свои места, поняла, что это — мое.

Интересно было учиться?

Очень. Сейчас многие студенты стараются пройти практику в городе. А мы стремились поехать как можно дальше — на Камчатку, в горы Сибири. На учебной практике в Приэльбрусье нас «поставили» на горные лыжи. Раньше геологов в обязательном порядке учили верховой езде и навыкам альпинизма. Нам уже достались горные лыжи.

Любите экстрим?

Пожалуй. Будучи на конференции на Камчатке, не упустила случая полетать на параплане и подняться на вулкан Мутновский с активной фумарольной деятельностью. После незабываемого Тибета, Камчатка оказалась самым ярким на сегодня впечатлением.

Профессия геолога формирует определенный тип человека?

Действительно, профессия накладывает отпечаток — формирует умение, с одной стороны, рассчитывать на себя, с другой — общаться и взаимодействовать в замкнутом коллективе в полевых условиях. Но прежде всего, учит личной ответственности, в том числе и профессиональной: ты принимаешь ее на себя, когда стоишь перед каким-то природным объектом один на один. И твое слово может значить многое. Геология — очень честная профессия.

Трудности не пугают? В экспедициях нет привычных бытовых условий, опять же мошкара, жара или холод.

Когда пригодится долго сидеть на стуле в лаборатории, у меня «чешутся крылья». Я довольно не хрупкая дама, поэтому экспедиционный быт не в тягость. После тундровых просторов на каблуках просто летаешь над асфальтом.

Сокурсницы остались как вы «снежными королевами»?

Даже из ребят только один работает по специальности, и из девушек я одна. Девяностые многих вымыли из профессии, из науки. У одной — крупный турбизнес, другая — представитель известной зарубежной компании.

Куда вас распределили? Вы же еще попали под распределение после окончания вуза?

Это был 1988 год, распределение было на излете. Но меня оно не коснулось, — я уже была замужем, и потому уехала жить в тайгу, в горы, на Восточный Саян. Преподавала в местной в школе, вскоре предложили стать директором. Но жизнь снова изменилась, вернулась в Якутск и начала работать в Институте мерзлотоведения.

Анна Николаевна, из Якутска в Тюмень привел научный поиск?

В Тюмень позвала подруга, которая уже работала на созданной академиком Владимиром Павловичем Мельниковым кафедре криологии Земли в ТюмГНГУ. Перед приездом я спрашивала знакомых о Тюмени, какая она. Помню, один парень, отслуживший срочную службу в Тюмени, сказал, что она похожа на задумчивую невесту. Это было непонятно, но интересно.

В общем приехала «на посмотреть». Якутяне, пришпаренные морозом, по улице ходят быстро, стремятся подбежать к автобусу, а здесь никто никуда не торопится! В магазинах также — неспешные разговоры, длительное обсуждение покупки, хотя бы и в очереди за хлебом. Это к первой части определения — «задумчивая». Почему «невеста» — стало понятно весной, — такого количества цветущих яблонь и сирени я раньше не видела! В свою первую весну в Тюмени я, кажется, у каждого деревца фотографировалась.

Удалось влюбиться в такую невесту?

Для меня большую роль играют дружеские отношения, скажем, так, мы подружились с Тюменью. Здесь живет моя семья, есть интересная работа. Город выглядит очень достойно: по части цивилизованности, чистоты, озеленения. Большинство людей спокойные, степенные. Почти патриархальная любовь к домашним растениям не только в своих домах, но и в учреждениях.

Конечно, есть моменты, по которым я скучаю: по полноводной красавице Лене, холмистому горизонту. В Тюмени рельеф плоский, да, и маловато солнца, а я человек солнечный.

С начала двухтысячных вы были доцентом кафедры криологии Земли ТюмГНГУ, затем — заведующей кафедрой геологии и петрографии этого же университета. Вам нравится преподавать?

У меня были очень хорошие учителя, наверное, это долг перед ними — передать по эстафете полученные знания. Огорчает сегодняшняя ситуация в высшем образовании, — сокращение учебных часов и практик при подготовке геологов, а особенно то, что работа преподавателя сведена к оказанию услуг и оценивается только в рублях.

Изменяется отношение и к оценке научной деятельности, наверное, есть в этом процессе своя сермяжная правда. Новое время, новые песни. Но экономическая основа — это внешняя сторона дела, а поиск и исследование — это уже твое личное отношение к работе. Каждый раз удивляюсь, насколько бывает красив холодный микромир через объектив электронного микроскопа.

Какую загадку хотите отгадать, глядя в микроскоп?

«Наука — это не поиск новых ландшафтов, это — новый взгляд на ландшафты», сказал один умный человек. Цель науки — поиск новых знаний. Так, в земных условиях существуют ледники, подземные льды, на глубоководном шельфе обнаружены газогидраты. Нам удалось обнаружить промежуточную фазу — газосодержащие кристаллиты льда, — полые кристаллы льда, содержащие газ. Это неустойчивые образования, легко разрушающиеся при изменении условий давления и температуры. Они являются индикаторами миграции глубинных газов через мерзлую толщу, которая многими воспринимается как непроницаемый экран. Но мерзлая толща не статична и не «вечная», она достаточно быстро реагирует на изменение внешних и внутренних теплопотоков, подвержена пульсирующим подвижкам. В таких зонах проницаемости могут происходит катастрофические выбросы газа.

Ямальская воронка из их числа?

Именно. Она результат такого процесса. И нет сомнений, что надо продолжать исследования.

В старом-добром фильме «Весна» герои спорят о личности ученого — кто он, отшельник, отрешенный от всего земного, или человек, для которого ничто человеческое не чуждо. А вы какой ученый?

И мне «человеческое» не чуждо, после «одиночества» за микроскопом — к людям. И поделиться увиденным с единомышленниками.

Текст: Людмила Караваева. Фото: из архива А.Н. Курчатовой.