Корнильцев-Быстринский: «Нужно жить, не думая, сколько у тебя времени»

художник, иконописец

Как вы стали художником? Вышли из творческой семьи?

Папа у меня строитель, работал бригадиром, а мама сначала была поваром, а потом перешла работать на железнодорожную станцию Баженово, под Екатеринбургом. Меня увезли из Быстрой, но я постоянно приезжал к бабушке и мечтал однажды вернуться в деревню.

Я всегда любил срисовывать, и даже сейчас, обучая, уделяю этому большое внимание. Это дисциплинирует: когда серьезно копируешь, попутно изучаешь историю искусств, и многое понимаешь, узнавая технологические процессы. Раньше ведь не было академий, а уровень какой был! Потому что у каждого художника в мастерской был первоисточник, который можно было скопировать, повторить, и потом легко перейти уже к самостоятельной работе.

Сейчас это сделать сложно. Даже мне, уже профессионалу, чтобы попасть в музей и скопировать работу, приходилось становиться студентом. Я поступал учиться в Репинский институт (Санкт-Петербург) на реставрацию, чтобы иметь возможность копировать в Эрмитаже голландцев. Также попал в Строгановку, но копировать в Пушкинском музее мне не разрешили. Тогда я оставил институт и поступил в иконописную мастерскую. И, честно сказать, только там разобрался, что такое академическая живопись и рисунок, до этого многое было на интуиции.

С тех пор я сторонник того, что нужно изучать разные направления в изобразительном искусстве и в творчестве. Замечаю, что через музыку и музыкальные образы мне проще объяснять ученикам какие-то азы живописи.

А какая музыка вам нравится?

Вы знаете, я вообще когда-то начинал с пения, и даже не думал становиться художником. Пока учился на электромонтера, играл в группе, мы ездили на концерты по всей Тюменской области, исполняли эстрадную музыку. Я и сейчас выступаю.

Еще в ПТУ начал заниматься физкультурой, был мастером спорта по лыжам. И позже в художественное училище попал только потому, что у меня были какие-то спортивные регалии, а рисовал я очень плохо. В армии много занимался оформительской работой, и потом мне нужно было пройти какие-то курсы, чтобы устроиться на электростанцию оформителем. Посчастливилось попасть сразу в самое лучшее Свердловское училище имени Шадра. Окончил его и еще три года там преподавал — это была хорошая школа.

Ваш стиль «загадочный реализм», как он рождался?

Начинал с реализма, и уже тогда понял, что это мое. Но говорил своему первому педагогу по живописи Валерию Полякову: «Валера, серый цвет — ничего не могу с собой сделать!». И он мне посоветовал: «А ты возьми краски и помажь, как ребенок, побалуйся!». Попробовал, и получилось.

Когда поступил в Строгановку, стоял на Арбате, зарабатывал себе на хлеб. Но не писал вместе с ребятами пейзажи, а искал что-то свое — писал лунных зайцев, нежных волков. Меня взяли на аукцион в Доме писателя, и с того момента я больше не стоял на Арбате. Купил себе красок на пару лет, сделал первую выставку в Киноцентре на Красной Пресне — там работала хозяйка, у которой я тогда снимал квартиру на Сходне. В то время проходил какой-то эротический симпозиум, это тогда было модно. Приехало много голландцев, и у меня купили почти полностью одну из серий. Так эти картины стали меня кормить.

Реализм тоже продавался, хотя у меня этих работ мало, я ими очень дорожу. До сих пор завидую художникам, у которых полные мастерские картин, а я еле-еле свои удерживаю. В последнее время еще занимаюсь иконами — восстанавливаю, пишу новые.

Многие творческие люди считают, что в провинции душно. Что вас здесь вдохновляет?

Есть две формы существования — наслаждаться жизнью и служить людям. Пока молодой, стремишься выбрать себе место получше, а с годами зреешь и понимаешь, что важно не только брать, но и давать. И начинаешь искать место, где будешь полезен.

До возвращения в Голышмановский район я жил в Красноярском крае, мне там было хорошо: большое окружение, много выставок, организация праздников и ярмарок. Но я был не на своем месте. А когда вернулся в Быструю и увидел, в каком она состоянии, понял, что пора: закончилось время наслаждаться жизнью, нужно приступать к делу. Пока к скромному делу — спасению маленькой деревни.

Район здесь замечательный, и все мне помогают. Пять лет назад в холодном доме на свои средства сделал первую выставку, задумал открыть Дом художника. Казалось бы, зачем он в заброшенной деревне? Но сюда попал глава Голышмановского района, и нам сделали ремонт, крышу, провели отопление. Теперь у меня уже две студии: учу академическому рисунку взрослых в Голышманово и веду детскую изостудию «Сад» в Медведево.

А в Быстрой у нас такой семейный клуб, в него входят разные организации. Мы проводим тематические выставки, приглашаем и художников, и музыкантов, и поэтов. И сам стихи пишу. Живу полноценной деревенской жизнью, веду хозяйство. Купил сбруи, телеги, сани, обучаю лошадей — хочу, чтобы в Быструю приезжали туристы. Со мной живут несколько человек, попавших в трудную жизненную ситуацию, помогаю им с восстановлением документов. И вообще считаю, что нужно жить как бессмертное существо. Когда-то понял для себя: нужно жить, не думая, сколько у тебя времени. Но важно понимать, на что ты потратишь свое время. Какие сделаешь вложения, такую и отдачу получишь.

Увидеть красоту в деревенской жизни может каждый, или для этого нужен особый взгляд художника?

Надо просто это любить, вот и все. Порой ничего радостного в окружающей меня действительности я не вижу, но всегда ищу прекрасное, и когда что-то такое промелькнет, хватаюсь за этот образ. Ко мне каждое лето приезжает мой учитель, пейзажист Георгий Соломатин. Он много читает, и у него на все литературные ассоциации. Для каждого сюжета сначала придумывает название и завороженный этим мотивом начинает писать. С его помощью для себя многое открываю.

Поэтому одна из моих серий и называется «Пятое время года» — это любовь, которая обязательно должна быть в картинах. На то и художник-любитель, потому что все делает с чувством. Часто бывает, что мастера, профессионалы думают о деньгах, о заказах, и работы выходят прекрасными по форме, но без содержания. И проблемы с алкоголем у художников начинаются часто на этой почве: наберут заказов, работают, как конвейерная машина, а суть в этой гонке теряется. Всегда есть форма — чаша, а в ней должно быть содержимое — созерцание и любовь.